– Ага! Выписывают! – чуть не хором ответили мы.

– Правда? – повернула голову рыжая Маринка.

– Да! Завтра утром будем на свободе! – парировала Танюха.

– Поздравляем, – сказали девчонки и поникли. – Нет, мы, конечно, рады за вас! Нам бы ещё за себя порадоваться…

– Так сказали, что многих сейчас выпишут.

В столовую зашла докторша. Перечислила всех сидящих по именам, а потом добавила «готовьтесь к выписке».

Нам впору было всем плясать! Сегодня мы не могли наговориться и напрощаться.

– Может, бутылочку раскатим? Когда еще свидимся? Тут, как на войне, побывали. Боевые товарищи, так сказать, – предложила кудрявая Алёнка.

– Да, неплохо бы. Только время-то смотрите сколько – нас уже не выпустят из здания, – заметила Шурка.

– А жаль! Пошкодили бы на прощанье. – сожалела Маринка.

– Ага. Тут одна целую неделю втихаря пила. Так узнали – такой скандал был, ее сразу и выгнали! – рассказывала наша рыжуха.

– Ничего себе – сразу! Неделю ведь пила! – раздался дружный смех.

Хохоток пробежался по столовой и затих в соседних боксах. Вечер пролетел незаметно. На город опустилась ночь. Я накормила Варю, и решила отнести пустую бутылочку в комнату, где потом мылась и дезинфицировалась эта посуда.

Мне пришлось миновать несколько коридоров прежде, чем я попала в нужное место. В последнем – не горела лампочка. Я шла быстро. Вдруг из темноты послышался какой-то шорох, и чей-то голос сказал: «Опять ты?! Эй, мамочка из 21-го бокса? Так ведь»? Я вздрогнула от неожиданности.

– Да, я это.

– Ты когда-нибудь спишь? Все время у тебя какая-то работа. Отдохнула бы. Как ни погляжу – то ты пол моешь, то с ребенком занимаешься, то вон с этими бутылочками носишься… – говорила старая санитарка, спящая на диванчике возле входных дверей.

– Так ведь все надо что-то, – ответила я и прошла дальше.

В комнате, в которую сносили все бутылочки, горел свет. Я положила свою в общий таз и пошла обратно в бокс.

Утром была беготня. Все носились по больнице. И я в том числе.

– Бокс помойте. И стены в нем тоже, – зашла к нам санитарка.

Она ушла, а мы дополнили: «Ага – щас!»

Ко мне прибежала молодая медсестра и сказала, что за нами приехал муж, который ждет в коридоре.

– Вот – одежду на выписку привёз, – показала она мне пакет.

Сама же из него всё достала и стала одевать Варвару. Я тоже собиралась. Накрасила глаза, заплела косу, переоделась – я приготовилась за десять минут.

– Уезжаете уже? – прибежала откуда-то Танька.

– Да. Все, слава Богу.

– А я так только после обеда. Пойдемте, провожу.

Мы шли по общему коридору, озаренному теплым светом. Алёна несла Варюшку, я и Танька бежали рядом.

Вадик ждал, переминаясь с ноги на ногу.

– Держите дочку, – произнесла Алёна, передавая ее в руки мужа.

Он весь покраснел и сказал: «Я боюсь».

– Держите-держите, – ещё раз повторила медсестра. Он взял. Я подала конфеты и Шампанское. Мы обнялись с Танькой на прощание, поцеловались, нашу семью сфотографировали, и мы отправились на выход.

По ступенькам муж шёл осторожно, боясь поскользнуться и упасть. На улице нас ждала машина. Я первый раз за месяц вышла на воздух. Казалось, что он меня опьянит. Было ощущение, что я попала в другой мир. Вадя сел на заднее сидение с нашей малышкой, а я – вперёд.

Мелькали дома и проспекты, рекламные плакаты и вывески. Всё светилось и говорило о весёлой жизни. «Вот она – жизнь! Красивая, счастливая, здоровая! Вот такой она должна быть», – думала я, сидя в кресле автомобиля. Месяц заточения прошёл. Теперь всё будет хорошо. Никаких уколов! Никаких процедур! Я ликовала! Я дышала полной грудью. Из замкнутого пространства, мира боли и нервозности я попала в страну свободы. Правда, свобода эта оказалась достаточно мнимой.

Мы приехали домой. Двери моей квартиры мне открыла Танька, в другой комнате стояли ее муж и дочь. Я была приятно удивлена – они все прибрали, приготовили поесть и истопили печь. Войдя в комнату, увидела на окнах красивые желтые шторы, о которых я так когда-то мечтала. «Дарю», – сказала Таня. Всю квартиру она украсила яркими воздушными шарами. Мне было настолько приятно, что я светилась от счастья. Для Вари была приготовлена кроватка, в которую сразу ее и уложили. Моя доча была настолько маленькой, что люлька казалась пустой. Малышка, как горошинка, пряталась под одеялом.

– А где мама? – спросила я сестру.

– Она заболела. Поэтому не пошла.

– Ой, какая хорошенькая! Можно я ее подержу, – просила племянница.

– Нет, она еще слабенькая. Да и ты еще мала для этого.

Варя тихо спала в своей кроватке. Мы пошли на кухню. Танька не переставала меня разглядывать.

– Господи! Как ты похудела! Ты же просвечиваешь!

– Еще бы!.. На двенадцать килограмм…

– Бедняжка, похудеешь там!..

– Да уж. Я и представить не могла, что у меня! У меня! Будет депрессия.

– Никто не мог. Так вышло. Ты молодец, ты у нас сильная.

– Я не могла по-другому, это же мой ребенок. Я за нее в ответе.

– Ты права. Ладно – отдыхай. Мы позвоним ещё.

«Юлька, одевайся!» – крикнула Таня дочь. Они ушли. Мы остались втроем. Вадик долго всматривался в мое лицо, а потом сказал: «Милая, у тебя лишь нос да глаза остались. Как ты всё выдержала?»

– А по мне не заметно? – спросила я.

Он посадил меня к себе на колени и обнял. Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из моей груди. Но не оттого, что я так соскучилась и была рада его видеть. Нет. Не от этого. Я в ту минуту вообще не могла себя понять. Было ощущение, что меня обнимает чужой человек. Я не испытывала к нему никаких чувств. Это от обиды? От того, что ему не довелось пережить, что и мне? А может, когда рождается ребенок, любовь мужчины и женщины умирает, возрождаясь в нём? Что случилось? Почему так пусто и гадко? Что?

Я смотрела в его глаза и не видела того огонька. И в моих глазах его тоже не было. Потух? Угас? Куда он пропал? Все забито нервами и истошными воплями обиды и непонимания. Я устала. Я не хочу любить за нас обоих. Я не хочу куда-то рваться. Я хочу упасть на чью-то грудь и рыдать. Хочу, чтобы меня успокаивали и говорили, что «всё будет хорошо». Я хочу встать за сильную спину и идти за мужчиной след в след. Я хочу, чтобы вёл он, а не я.